Читать интересную книгу Безобразия в образовании - Ирина Борисовна Медведева

звено ни потянешь, рвется. Комплекс вины… Одно из самых популярных сегодня клише, несущих отчетливо негативный смысл. Что-то очень близкое к комплексу неполноценности, а то и вытекающее из него. Ну кто может задумываться над такими глупостями, кроме жалких, слабых, ни к чему не пригодных людишек? Короче, неудачников? А термины «комплексы», «закомплексованность» вообще пахнут психиатрией и, естественно, отталкивают. Еще важно напомнить, что «комплекс» означает множество. Следовательно, комплекс вины – это когда человек чувствует себя кругом виноватым, во всем и перед всеми. А речь-то в брошюре идет о чувстве (единственное число!) вины по отношению к ребенку (опять-таки единственное число!). В общем, серия мелких подтасовок.

А вот и подтасовка покрупнее: якобы чувство вины неизменно порождает агрессию. Эффект, как вы понимаете, запрограммирован: чувство вины такой причинно-следственной связью, конечно же, дискредитируется. Ведь ото всего, что приводит к агрессии, следует избавляться. К чему, собственно, и призывают анонимные авторы брошюры.

Но не будем слишком легковерными и спросим себя: откуда взялась такая зависимость? Почему чувство вины порождает агрессию, то есть злобу, гнев, ярость? Ведь всё на самом деле наоборот. Тому, кто чувствует себя виноватым, бывает неловко, совестно, бывает жалко того, кого он обидел, хочется как-то загладить свою вину. А злится и нападает обидчик как раз тогда, когда ему трудно признать себя виноватым. Голос совести говорит ему о вине, а он отгораживается, защищается агрессией, доказывает себе, что прав он, а не тот, кого он обидел, так что не вина порождает агрессию, а непризнание вины, отсутствие раскаяния.

Уравнивание вины с агрессией разрушает основы христианского мировоззрения, на котором, хотим мы этого или не хотим, зиждется русская культура. Вся жизнь христианских святых была пронизана чувством вины и покаянием. Но при этом они, как известно, не только не были агрессивными, а своей кротостью приручали даже диких медведей. Да сколько в обыкновенной жизни примеров, когда покаяние преображало людей! В том числе и родителей, осознавших свою вину перед детьми.

Зачем, спрашивается, вводить в заблуждение современных родителей, так грубо искажая истину? Оставим пока этот вопрос открытым и двинемся дальше. В следующем абзаце целых две важных установки – первая: «Не стремитесь к виртуозному исполнению материнской роли. Позвольте себе быть несовершенной»; и вторая: «В общении с ребенком нет и не может быть запрещенных эмоций» (с. 3).

Как принято выражаться на собраниях, «по первому вопросу»: сейчас очень часто можно услышать призывы не стремиться к совершенству. Дескать, это вредно и чуть ли не безнравственно. Человек должен быть естественным, таким, какой он есть. В журналах для родителей публикуются довольно однотипные, но непременно душещипательные истории про женщин, которые старались быть образцовыми матерями, терпели в этом неудачу и в результате начинали ненавидеть своих детей. Психологи, пишущие эти статьи, считают своим, может быть самым главным, достижением то, что итогом их длительной работы стал отказ пациенток от стремления к идеалу: они «позволили себе быть несовершенными».

Конечно, бывают случаи, когда полезно успокоить вылезающую из кожи вон молодую маму, чтобы она не надорвалась от излишнего усердия. Но это другое. Это, что называется, «ревность не по разуму», когда человек берет на себя слишком тяжелую ношу, не соразмеряя ее со своими физическими и душевными силами. А тут-то речь совсем не о том! По существу, нас призывают белое считать черным, добродетель переводят в разряд пороков. Стремление к идеалу во все времена не только считалось добродетелью, но и вменялось человеку в обязанность. Без него немыслимы ни воспитание, ни выполнение той или иной работы, ни взаимоотношения между людьми. В христианстве это выражено абсолютно недвусмысленно. Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный77, – говорит Христос. Получается, что и этот фрагмент брошюры имеет антихристианскую подоплеку.

Теперь «по второму вопросу» – насчет того, что в общении с ребенком нет и не может быть запрещенных эмоций. Далее, правда, следует оговорка: «…Но при одном условии: он не должен сомневаться в безусловности вашей любви» (с. 3), то есть читателям фактически приказывают («не должно быть!») проявлять в общении с детьми массу отрицательных эмоций, дурных чувств: раздражение, злобу, гнев, ненависть, ярость. Что же это получается? Чувство вины испытывать плохо, а те пороки, в которых люди каются на исповеди, признаны нормой отношений с ребенком? Почему он при этом не должен сомневаться в безусловности родительской любви, нам не поясняют. Вероятно, исходя из логики: «бьет – значит, любит». Но это дело десятое. А вот призыв не смирять, не укрощать страсти, а выплескивать их на окружающих, причем на слабых и беззащитных, коими являются дети, – это один из краеугольных камней предлагаемой антихристианской педагогики.

И не стоит обманываться приведенными в конце главки слащавыми советами петь ребенку колыбельные и гладить по волосам. Яд опасен не тогда, когда он хранится в бутылке с соответствующей надписью, а тогда, когда его подмешивают во вкусную и здоровую пищу.

Вторая глава – «Самое верное средство от детского пьянства» – ошарашивает уже своим началом. «Взрослым вообще-то нечем поделиться со своим ребенком, и они не должны особенно настаивать на том, чтобы дети брали с них пример, потому что такового они как раз и не подают» (с. 4). Как любили шутить провинциальные конферансье: «Вот так номер! Я чуть не помер!». Стало быть, родители теперь не должны настаивать на том, чтобы дети брали с них пример! Одной корявой (судя по всему, неумело переведенной) фразой сокрушается основа основ воспитания. Во все времена все народы независимо от верований, культуры и национальной принадлежности учили детей брать пример с родителей. Да иначе и быть не может! Отец и мать для ребенка – это первые люди, которых он видит, первообразы людей. Их интонации, выражение лиц, манера поведения и т. п. прочно запечатлеваются в его душе и служат образцом. Это импринтинг – неизгладимое впечатление, неизбежный пример, образец, подражание которому происходит помимо воли ребенка. (Не потому ли возникает столько проблем с детьми-сиротами, которые воспитываются в детском доме?). Так что родители все равно будут для ребенка примером, никуда от этого не денешься. Но, восприняв новую воспитательную установку и отказавшись от роли идеала, родители утрачивают рычаги влияния на ребенка, толкают его к неуправляемости, к патологическим страхам, ибо если взрослый не авторитет, он и не защита!

Что же касается родительского несовершенства, то несовершенство свойственно природе человека, как, впрочем, свойственно и стремление к совершенству, о чем мы уже сказали. И этому стремлению, кстати, очень способствовали дети: отец и мать старались в их глазах выглядеть умнее, добрее, благороднее – словом, совершеннее, чем они есть на самом деле. Ребенок, сам того не подозревая, вынуждал их подтягиваться до идеального образа. Ну, а уж если родители вели недостойный образ жизни, детей старались от них оградить, а родителей в таких случаях подвергали позору, остракизму. Выходит, что еще вчера подвергалось суровому осуждению, сегодня чуть ли не вменяется в обязанность?

Ориентация родителей на «беспримерность» провоцирует социальное сиротство. Ребенок, лишенный идеала в семье, начинает искать его на стороне. А в сегодняшней жизни вместо идеала ему скорее встретится антиидеал: наркоторговец, ласковый педофил, глава тоталитарной или сатанинской секты или просто «отвязанный» сверстник.

Приведя кошмарные статистические данные о детском пьянстве (которое якобы повально), авторы учат взрослых правильному реагированию: «Что же делать? Поддаваться порывам. Да, порыву любви и порыву гнева. Как же так, скажете вы, кричать в гневе? Ругаться, драться? Но разве в порыве любви мы не хватаем ребенка и не целуем его? Сердечный порыв, если дать ему настоящую волю, человечен по существу и форме. Он благороден» (с. 4).

Итак, в одном ряду, соединенные союзом «и», оказались любовь (высшая христианская добродетель) и гнев (один из семи смертных грехов). Иными словами, между добром и злом поставлен знак равенства. Можно обругать ребенка нецензурной бранью, можно даже ударить его: ведь «сердечный порыв, если дать ему настоящую волю, человечен по существу и форме». А убийство, если разобраться, разве не человечно? Бывает, конечно, запланированное, преднамеренное, а бывает совершённое